— Все целы? — Пока я развлекаюсь по мертвякам, Иринка проводит диагностику экипажа.
— Ну пара свежих синяков у меня есть. — Машка демонстрирует багровеющее пятно на руке.
Дима молчит — у него тоже наверняка синяк на плече: о Машкин автомат приложился.
— Мну ногу ушибло… Кажется, головой, — выползает из-под сиденья неожиданно розовощекая Сашка.
— Говорят, когда Цезарь был еще центурионом, он испытывал новобранцев — на собеседовании неожиданно хватал меч и приставлял к горлу. Если солдат бледнел — Цезарь посылал его в обоз как труса. А если краснел — отправлял в лучший десяток… — Дима неожиданно рассказывает историческую байку, которую, кстати, я слышал о Чингисхане…
Впрочем, какая разница — Сашка покраснела еще сильнее, но заулыбалась.
— Сама-то как? — обращаюсь я к Иринке.
— Так я пристегнулась, — и неожиданно показывает язык.
Вот такая у меня жена — в тридцать… не скажу сколько лет.
— А теперь все ОСТОРОЖНО взяли свои ружья и поставили на предохранитель. Раз мы успешно отбились от такой зверюги — было бы обидно нарваться на собственную пулю.
Все дружно щелкают переключателями. Я намеренно молчу, не подталкиваю на нужную мысль. Но Иринка портит мне «педагогический момент»:
— Патронов надо добавить, кто стрелял.
Вновь беру свой дробовик, пополняю боекомплект. Надо все же собраться и накрутить патронов со стрелками… По семь стальных цилиндриков, на задней части проточка, на проточку — алюминиевую проволоку в два витка, чтоб наружный выступал, а под стрелки — рублевую монету, и все это в контейнер… Чтобы уж точно быть уверенным, что любую мутантскую черепушку пробьет… Только когда этим заниматься? Тем более что и обычная картечь вроде успешно справляется. Собственно, если по человеческому черепу так стукнуть — там не сотрясение мозга будет, а стрясение. Как лампочку стрясти — с разрывом спирали и полной ремонтонепригодностью. Вряд ли мозг зомби существенно прочнее — должен и он разрушаться от такого удара… Но как-то патанатомической трепанацией заниматься не хочется совершенно. Лучше уж «контрольку», а потом — подальше от этого вонючего и смертельно опасного куска недогнившего мяса…
— Ну что, господа партизаны, есть у нас еще силы на главную цель сегодняшнего рейда?
— Ну не уезжать же просто домой…
— Поехали, побыстрее загрузимся — и тогда уже домой. Нам еще этот самый дом выбирать и проверять — вдруг там бывший хозяин в шкафу…
— Ждет, когда станет скелетом? — Сашка любит «Аддамс фэмили».
— Ждет, кого бы сделать скелетом. — Машка старше, и шутки у нее тяготеют к реализму.
— Без скелетов в шкафу мы как-нибудь обойдемся. А вот что здесь добыли — надо бы собрать. — Невыполненный этап проекта Иринке не нравится.
И действительно, мешок со шмотками из прицепа выпал, а самые ценные предметы мы вообще из магазина не вынесли… Ну что ж, второй заход…
Когда мы уже отъехали от магазина, послышался шум мотора. С широкой улицы Фрунзе в нашу сторону вывернула БРДМ — маленькая, но вполне настоящая бронемашина со свеженарисованной эмблемой на борту — красный щит с кентавром, эмблема ТДД, дополненная по углам молотками, как на тульском гербе. Только почему-то с голой башней — без пулемета. А, так это тоже наследие ДОСААФ — было у них две таких, разоруженных. А теперь, значит, их отыскали и приписали к комендатуре — герб читается вполне однозначно. К добру или к худу? Даже без пулемета преимущество у них подавляющее — в самом буквальном смысле: могут взять и подавить всеми колесами, и хрен мы что им сделаем. С другой стороны, зачем им нас давить? Ну едут куда-то живые люди — не так уж много в городе живых… А что магазин подобрали — так это уж, извините, «в состоянии крайней необходимости»…
У бронегруппы, похоже, элпэдэшной рации нет — из люка перед башней высовывается кто-то в шлемофоне, с погонами старшего сержанта, и машет рукой. Не по-командирски, типа стоять-бояться, а скорее приглашающе: «Эй, тут дело есть». Подъезжаю ближе, вновь опускаю стекло — закрыл, иначе продувает всю машину: заднее боковое обратно уже не засунешь…
— День добрый. Передвижная группа по Привокзальному району. Все здоровы, помощь не нужна?
— Да вроде нет.
— Стрельба была — ваша?
— Наша. Мутант здесь был, еле отбились.
— В тельняшке?
— Да, точно.
— Мы эту суку второй день выслеживаем… Пост на Первомайке сожрал в полном составе, а как на броне подъехали — сбежал…
— Ни хрена себе…
— Вот именно… Завалили его или уехали?
— Завалили.
— Это пи…то, — тут последовала короткая фраза на языке, публикация которого неполиткорректна, хотя солдаты на нем в основном и разговаривают. — А вас никого не задел?
— Машину только помял, сцуко… Теперь еще хлорку искать…
— Зачем?
— Так он же заразный.
— Заразный, только пока свежий. Через полчаса после смерти — уже нет. А отделенные от тела части — еще быстрее.
— Это точно?
— Точно, этих тварей с первого дня исследуют. Так что старых следов можете не бояться.
— Еще чего-нибудь важное открыли?
— Ну что их в голову убивать надо — вы и так знаете, раз живы до сих пор?
— Это знаем…
— Вот что — вы поезжайте в центр спасения, вон по указателям, — сержант махнул рукой на очередной плакат, висевший на дереве у дороги, — там расскажут. И вы расскажете, что знаете, — всем польза. Или сразу в артучилище, там исследователи и сидят. А нам пора — на Дмитрухе твари подъезд заблокировали, надо зачистить.